Все понимаю, НовГод, пьянки и.. пьянки. Но все-тки, если вдруг захочется тихо "у камина" посидеть и почитать че-нить не тупое и не сложное, "за жисть", то рекомендую вот:
http://www.proza.ru/avtor/labriganteОсобенно женЬщщинам) Не все ж в глянец зырить
Там, правда, не вижу "Зовите меня Багирой".. ну, тогда я её прям сюда запощу. Заодно для образца, та-скать
____________________
Первый раз я ее увидела славным июньским вечером в коридоре пятой общаги.
А, не. Сначала я про нее услышала. От Леши-Кришнаита.
Пришел к нам в магазин, честно отстоял очередь, и шепчет мне через прилавок:
-- Нужна водка! И шоколадка.
Под запись, вестимо. Иначе почему так торжественно?
Кришнаит парень, в смысле долгов, совершенно беспроблемный. Получил и то, и другое.
-- Я такую женщину сегодня приведу! Потрясающая женщина! Вот вечером увидите!
-- Так ты что, водкой ее соблазнять собираешься?
-- Не, водка – это Димычу. Это мне комната будет свободная нужна.
-- А женщине – шоколадка? Или шоколадка тоже Димычу? Закусить?
-- Водку шоколадкой… Не придуривайся. Все, все, я пошел.
По вечерам в коридор на третьем этаже нас выползал целый отряд. В конце этого коридора, в бывшей бытовке, жил Лесь. Он, между прочим, теперь звезда рок-н-ролла на всю страну. Так сказать, гений из Сибири. В Москве нашего Леся очень уважают. За «нечто дремучее и первобытное», как я прочитала в одной статье про него.
Только он больше не Лесь.
А тогда все его звали Лесь. «Дремучее и первобытное» в нем и вправду имелось. Дремучими были его хайры и бородища, а также познания в области физики. Поэтому он работал общаговским плотником.
То есть, как это он в универ поступил, непонятно было вообще.
А насчет первобытного – так его комната выглядела, как первобытная пещера. Какие-то шкуры, кости… Наскальная… Пардон, настенная живопись.
И камлания по вечерам.
В коридоре.
Так что мы уже вовсю камлали, когда подошел Кришнаит и эта. Эта женщина.
Он привел ее за руку, сделал широкий представляющий жест в сторону нас и высказался:
-- Багира! Это – мои лучшие друзья! Друзья! Эту женщину зовут Багира! Она классная!
«Ну и жопа!» -- была первая мысль.
«Какая, на хрен, Багира с такой жопой» -- это вторая.
«Интересно, Кришнаит такой синий, а Димычу чего-нибудь выпить осталось?» -- это была мысль третья.
-- Зовите меня Багира. Я люблю народные песни – заявила эта Багира. – Скажите, вы играете народные песни?
Короче, выглядела она так.
Сильные короткие ноги.
Дальше шли широкие бедра, обернутые длинной-длинной юбкой. По погоде юбка была либо шерстяная, либо ситцевая. По погоде же – либо мужская рубашка, либо водолазка.
Руки у Багиры были тоже полненькие и чуть не по локоть в бисерных браслетах-фенечках. На коротких пальчиках с острыми ноготками блестели многочисленные кольца из мельхиора и всяких полудрагов: сердолик, бирюза, все до кучи.
Она в принципе обожала украшения такого рода. На шее обычно тоже брякали и шуршали деревянные бусы вперемешку с какими-то типа ритуальными подвесками из кожи и перьев.
Серьги – по нескольку штук в каждом ухе. Тоже бирюзовые.
На лицо Багира была никакая. Плоская, бумажная. Пока не начинала говорить. Конечно, она была обаятельная. Своеобразное остроумие и темперамент, плюс абсолютная уверенность в себе. А что еще надо? По большому-то счету?
«Харизма» называется.
Еще у нее были удивительные глаза. Голубые и яркие. Почему-то, впервые увидев, как она смотрит, я подумала про милицейскую мигалку.
Мы, конечно, все были в недоумении. Мы были талантливые недоученные девочки. С принципами. Со своей точкой зрения.
Мальчики наши тоже были примерно из этой оперы. Но они таки были мальчики, поэтому Бага, как нечто новое, невиданное, сильно привлекла их внимание.
К тому же она умела готовить все, из чего угодно, и в любое время суток.
Еще Багира хотела замуж. За интеллигентного, интересного и необычного.
И чтобы с перспективами.
Поэтому наш Кришнаит очень быстро пошел по пизде – мало, что перспективы его были слишком ясны, так еще ведь поискать надо на свете таких неинтересных людей, каким был наш Кришнаит.
-- Я все-таки не поняла. Ладно, моя педуха. У нас там одни бабы, а мужики, какие есть -- из такой же Кукуевки, как я. Физкультурники хреновы. Че с ними делать, ни трахнуть, не поговорить.
-- Поговорить, наверно, не о чем, да. А трахнуть? У них что, проблемы?
-- У меня проблемы, блин! Я с тупыми не могу. Ну, и что ты смеешься? Ваши вон какие интересные. Ухаживают. Мне вчера Слепков букет принес. Рябины и елок наломал – и принес Это ж додуматься надо! Красиииво…
-- Ну и что тебе не нравиться?
-- На букете все и кончилось. То есть, пока не даешь – он тебе интеллигент. А как до тела пустишь – ааа, такой же физкультурник. Я думала, тут ученые.
-- Ученые они будут, когда конец упадет. Пока они еще студенты. А это две большие разницы.
Это мы с ней пили какую-то «Калину на маньяке» в Леськиной комнате. Леська на репетицию слинял. А я пришла со смены в одиночестве посидеть.
Да, суровое время было в стране! Жрать нечего, курить нечего, денег нет, и «Калина на маньяке».
Этого добра, правда, было хоть залейся: кто-то из Леськиных поклонников исправно таскал ему отраву ящиками, и с огромной скидкой. За копейки.
У Леся всегда можно было нажраться, найти компанию, и, если ты не слишком много о себе понимаешь, поесть или выспаться.
Так что я пришла к Лесю в одиночестве побыть. Полежать, покурить. О жизни подумать. Мой Веревкин второй раз переписывал диплом и никого не хотел видеть. В том числе и меня. Университет, в который я поступила на «ура» пару лет назад, больше не желал иметь со мной дела. Это моя фирменная фишка: поступить куда-нибудь с необычайной легкостью, пару семестров слушать, какая я молодец, а потом позавалить все на фиг и вылететь.
В магазине ни черта не платили, если бы не калымы, они же обжуливание хозяина и покупателя, наверное, все бы давно поувольнялись.
Плюс комната, где должны, по идее, жить два человека, а фактически живут четверо. Я с Веревкиным да еще одна парочка. Паша с «местной». То есть, и чего бы у нее не пожить? С родителями?
Спали в очередь.
Так что мне тоже было, о чем поплакаться. Но я не хотела.
Никогда не запирающаяся Леськина дверь отворилась, и пришли еще две беспокойные души: Сэм и Ракша. Ракша была тонкая, злющая и с сережкой в ноздре. Все мужчины вокруг априори были ее собственностью.
По ее словам.
Что касается Сэма, тут даже говорить не о чем.
Через час Ракша вытащила меня в коридор покурить, а что ей было делать -- Сэмчик вдруг перестал обращать на нее всякое внимание.
Началось все с обсуждения какой-то дурацкой книжки про древний Китай, и как-то само собой получилось, что Сэм стал подробно рассказывать Багире за Конфуция, а она с большим интересом его слушала и задавала вопросы в тему.
-- Сука, ну вот же дрянь! – шипела Ракша сквозь сигаретный дымок. – Тупая же корова, буфетчица, Конфуций ей! Проститутка. Конфуций, ха!
-- Да уймись – умиротворила я – прямо тут она его точно не трахнет.
-- За своим проследи – отозвалась недобрая Ракша.
Я пропустила намек мимо ушей. Не зачем вовсе эту гадюку радовать.
Да. Да, да, да. Мой Веревкин пишет диплом и никого не хочет видеть. А я по этому поводу болтаюсь по студяге уже не первую неделю. Тем более, что у меня работа посменная. И знакомых много.
Да, придя однажды для разнообразия по утру домой, я нашла на подоконнике колечко. Какой-то хер пойми сердолик или там кошачий глаз. И – да, все знают, кто у нас такую фигню носит.
Ну и ху. Что ж мне теперь, главу пеплом посыпать? Веревкин человек сложный. Да и какой конструктивный смысл ругаться. Позитивней надо быть.
Да и я уверена -- Багира его нарочно забыла. Думала, я с Веревкиным поскандалю. Щасс.
-- Страшная же, как жопа – злилась Ракша. – ну, чего они в ней находят?
Так вот мы и познакомилась с Багирой.
Прошло что-то вроде пары лет. События то зависали, как капля на кончике ржавого крана, то менялись с карусельной быстротой. Определить, что и за чем было, по прошествии времени невозможно.
Я отлежала месяц в больнице с пневмонией.
Веревкин написал таки свой диплом. Получил магистра, в Прокопьевск свой, конечно же, не поехал, остался в аспирантуре.
Отдельную комнату ему почему-то не дали, зато нашего соседа Пашу наконец-то выгнали, и он съехал к своей «местной» женщине в ее родительский дом. Иногда они приезжали вдвоем и привозили банки всяких «лечо» и «икры грибной». И, конечно, жаловались на неудобства жизни с родственниками. Мы Пашке очень радовались – злобные «родственники» в лице тещи и своячницы заебаче готовили домашние консервы.
Паша изрядно поправился.
Один из наших уехал в Канаду, Танечка – в Германию. Гульнару родители забрали – замуж на родину. Непонятно, зачем училась…
К нам пару раз подселяли второкурсников. Так, чтоб не расслаблялись.
Я была нелегальная и коменда поджимала губы, когда натыкалась на меня в коридоре.
Веревкин совсем не получал денег, а я деньги получала. Слава Богу, магазинов в Городке было достаточно.
Что касается Багиры, она никуда из Городка не исчезла. Продолжала учиться в педе, работала, работала и работала. Снимала квартиру в пригороде. В этой квартире успели побывать все мальчики нашей компании. Ездили к Баге с удовольствием: все тридцать три радости тебе, и секс, и сырники, и умная беседа. Не с Багой. С другими гостями.
У Багиры любили бывать.
Никто почему-то не хотел остаться там навсегда.
Даже странно.
Женщины некоторые злились потихоньку, а некоторые посмеивались.
Наши мужчины могли ездить к ней сколько угодно. Шансов у нее все равно не было.
Она была не наша.
Впрочем, лично я тоже одно время постоянно к ней приезжала. У Багиры было спокойно. Как-то так… Плавно, что ли. Сама она «Пинк Флойд» от «Скорпионз» с трудом отличала… Про остальное я вообще не говорю. Как-то рассказала на полном серьезе, что «великий Ферма не закончил свою теорему, уехал драться на дуэли и погиб. Глупая смерть!» Математики потом рассказывали это, как сагу, и плакали от смеха.
Но в ее доме собирались интересные люди. Вот с ними уже можно было беседовать. А Багира разливала чай.
Опять же, прекрасно делала сырники, пирожки, домашнее вино.
И в конце концов один человек решил. Что хочет остаться.
Так мило у них было, между прочим.
Они всюду вместе ходили.
Приходили под ручку на Торговый, где наши по вечерам пиво пили.
Он смотрел на нее с восхищением, она снисходительно улыбалась. В те дни Багира походила на некий крупный роскошный цветок. Из тех, что не смотрятся в букетах. Роза, может быть… Хотя, учитывая ее происхождение… Скорее, георгин.
Они постоянно целовались. Совершенно никого не стесняясь, прижимали друг друга на всех углах. И я видела в ее глазах победный блеск: получилось! Вы видите, у меня получилось! А вы говорили!
Они вместе сняли квартиру. Ну, это она говорила: «вместе». На самом деле, платила-то она. Он не хотел переезжать далеко от универа.
Он таскал ее по гостям. Кажется, действительно гордился. Было бы чем. Она садилась – руки в кольцах на коленочки, и начинала:
-- Мой Сэмчик сейчас пишет очень важную работу!
Да-да, тот самый. С Конфуцием. Обломалась-таки наша Ракша.
Багира очень много говорила о «своем Сэмчике». И о том, какую важную работу он пишет – а в работе этой она ни черта не смыслила, с ее-то убогим педовским филфаком. И – туда же! Лезла к кому надо и к кому не надо объяснять и цитировать. И рассказывала, какие люди работают с «ее Сэмичиком», какие из них ей нравятся, а какие явные враги, и как и что Сэмчик должен делать, чтобы с ними справиться. И какие покрывала она купила. И как Сэмчик любит ее пресловутые сырники. И как у Сэмчика есть в Городке большая квартира аж в четыре комнаты, и надо обязательно поговорить с родителями, что бы они ее разменяли. Сэмчик сам решил поговорить, САМ. Потому, что им же надо где-то жить, когда они поженятся, а с родителями жить неудобно.
Да, Сэмчик был местный, вдобавок ко всему. К тому «всему», что он страшно умный и потрясающе воспитанный.
Все это она излагала с самым серьезным видом, а мы не спорили. Когда еще такое шоу забесплатно покажут.
Знаете, чем кончилось?
Нет, ну что он на ней не женился, это ясно.
Но вот КАК это произошло.
Мы уржались.
Знаете, что она сделала?
Поехала к его родителям знакомиться.
Причем. Сэму она ничего не сказала. А то бы он, конечно, привязал ее к батарее.
Эта идиотка если вбила себе чего в голову, так ее только привязывать… Зачем было самодеятельность устраивать.
Все же было просто и всем понятно.
Сэмка играет в семейную жизнь. Ему приятно, что у него есть собственная баба, которая варит ему рассольнички, прыгает вокруг, когда он приходит из института, и даже разговаривает!
Потому, что к тому времени она изрядно поднатаскалась. Больше ляпов вроде смерти на дуэли несчастного Ферма не допускала.
И еще. Хоть жопа у нее стала еще толще, мужики на Багиру западали с той же скоростью. Облизывались.
Это было выше моего понимания, честно говоря.
Вот они облизывались, а Сэмка знал – спать Бага будет только с ним.
И он даже разрешал ей себя ругать. Ну, должен быть в жизни перчик?
В общем, все было здорово. Но кто ж просил принимать это настолько всерьез?
Как прошел визит, мне потом сама Багира рассказывала.
Она очень удивилась, что можно ТАК разговаривать с женщиной, с которой живет сын. Уже год живет.
По-моему, так ничего удивительного. Дело не в том, сколько живет, а в том, с кем.
Про Сэмчиковых родителей, кто они и какие, я вообще ничего объяснять не буду. Итак ясно.
Багире никто не хамил. Просто ее встретили… эээ… С недоумением. И с недоумением сказали: «Ну… Проходите.» И переглянулись так же недоуменно. И так же недоуменно спросили: «Так что Вы хотите нам сказать?»
Непрошибаемая Багира объясняла им про Сэма и себя.
Ей сказали: «Что Вы говорите? Как интересно!»
И тут ей стало ясно, что все идет неправильно.
Она попросила: «А можно мне посмотреть Сэмочкины школьные фотографии? Я давно хотела».
Это она пыталась навести мосты. Дура.
-- Что-что? Фотографии? Я не понимаю, зачем это – изумилась лакированная красавица-мама. – Я не понимаю. Вы зачем пришли, девушка?.. И без звонка. И Сэмчик ничего про Вас никогда не рассказывал. Все это очень странно.
-- Как не рассказывал? Совсем?
-- Ну, конечно! Простие… Я надеюсь, вы больше ничего не хотите рассказать? Достаточно и того… В общем… Я очень занятой человек. Мы все очень занятые люди. Да свиданья, девушка. Увидите моего сына – скажите, что мама хочет его видеть.
Это у нее были первые грабли.
В течении следующих лет она только и делала, что танцевала на граблях.
И знаете, что интересно. Мы, я и мои подруги, все были умные женщины. В нашем кругу не очень-то уважали всякие сплетни, обсуждения за глаза. В жизни масса интересных вещей, что нам какая-то Багира! Жизнь текла и кипела.
Менялись лица и события, моему Веревкину дали комнату в девятке, маленькую, словно коробка спичек. Мы втащили туда диван и компьютер, купили раскладной стол, телевизор. Теперь Веревкин зарабатывал деньги, а я сидела дома. Да. Еще. Мы же с ним поженились наконец-то. К бурной радости окружающих.
Но почему-то. Непонятно, почему. О Багире рады были поговорить абсолютно все женщины нашей обширной компании. Многое мы пропустили мимо себя, многих позабыли. Вот в Америке Боря Буторин что-то эдакое изобрел – и что? Кому-то это было интересно? Нет. А вот перепитии личной жизни женщины по прозвищу Багира волновали всех и постоянно.
Правда, принято было обязательно говорить:
-- Конечно, это не очень занимательно, но ЭТА БАБА опять…
И после этого можно было излагать.
К тому же, какое-то время Багира работала в школе, а в эту школу пара моих приятельниц водили своих детей.
Рассказвали, какие у Багиры новые романы. Все ее объекты, конечно же, были из Городка, все были милые интеллигентные мужчины, все что-то там защищали или даже открывали. И опять ничего хорошего у нее не получалось.
А! Однажды Ларкин муж переполошил весь наш серпентарий, бросив Ларку ради Багиры.
Давали советы, пили вместе с Ларочкой литры валерьянки, водили Ларочку в ресторан. Проявляли участие, как могли. Из школы Багу выставили по каким-то там административным причинам… Ибо не фиг!
А потом вдруг муж вернулся обратно, ничего объяснять не стал, а на вопросы только злился и шипел.
Мой Веревкин с этим мужиком немножко дружил. И рассказал мне по секрету, что Ларочкин муж не сам ушел. Нет. Она его выгнала.
Да-да, а я тоже офигела. А как офигел этот самый муж!
Он уж хату собирался разменивать, влюблен был по уши.
А Бага как-то встретила его с работы, покормила, как обычно, а потом сказала:
-- Хорошо, что расписаться не успели. Я подумала: ты ведь мне не нужен. Я хочу жить с интересным человеком. С НАСТОЯЩИМ ученым. А ты только штаны в теплофизике протираешь. Ты же лаборант, если в корень посмотреть! Одно название, что кандидат наук. Короче, поигрались, и хватит. Я там тебе вещи упаковала. Иди домой. Лариска извелась вся на говно.
И он, представляете, даже плакал, и пил неделю с моим Веревкиным и с Сэмчиком, и еще с прочими, и вопрошал: «Что же я сделал не так?» И говорил, что любит эту кадушку. Что убедит. Что в гробу он Лариску видел.
Мужики изумлялись: ведь шанс! Она ж так и хотела! Чего ей не понравилось-то?
Еще года три, и Ларкин мужик такую карьеру бы сделал! Из Америки бы не вылезал.
Его уже сейчас звали.
Он пил, он звонил ей с мобильного и просил выслушать. Она бросала трубку. Он писал ей слезливые эсэмески. Она не отвечала.
Так что вернулся мужик на родину. К жене.
Ларка после этого Багиру ну просто возненавидела. «Вот швабра, наши мужики ей не настоящие ученые! Ну не стерва, а?»
Именно Ларка принесла роскошную сплетню.
Багира подцепила академика.
И замуж вышла. Несмотря на истерику, приключившуюся с академической семьей.
Где уж она его откопала и как сумела – версии были разные. Одна безумней другой.
Но все понимали одно. Потом объясню.
Кстати, академик.
Академик был самый обычный, у нас их по Городку несколько штук. Вдовый и очень старый. Награжденный всем, чем можно, владелец особняка в три этажа и благодетель многочисленной родни.
А поскольку он был очень старый, и у него имелся молодой красивый внук… А с этим внуком Багу пару раз засекали то на пляже, то в кабаке…
Ну, ясно, да?
Единственно, что было непонятно – как семья допустила.
Полгода ждали, когда Багиру выметут из аристократического дома поганою метлой.
Внукова жена ходила и ныла, что ну это невозможно! Что старик спятил, переписывает завещание. Что мужа, как подменили ( Ларка, когда это услышала, ехидно заулыбалась.) Что ЭТА еще и беременная, черт возьми!
Внукова жена разносила слухи, что Багира сморкается в скатерть.
В общем, ее просто должны были выкинуть. А мы – ждали.
Год ждали.
А потом как-то перестали и ждать… И говорить о ней… Она как будто вся исчезла с экрана.
Знаете, где теперь Багира?
К моему глубокому удивлению, она сидит у меня в комнате.
В той самой крошечной -- мы до сих пор в ней живем.
Багира большая, и она так быстро двигается, и от нее столько шума, что я впервые подумала: как это я могла несколько лет прожить в этой проклятой коробке?
Мой Веревкин уехал в неметчину по делам фирмы. Ученого из него не получилось, а средненький бизнесмен, кажется, начинает получаться.
Я все еще не работаю.
Мы приканчиваем третью двушку пива.
Багира встретилась мне в Торговом. Я ее там и раньше мельком видела, но только здоровалась. А сегодня очередь в кассу была уж очень большая, а мы стояли рядом, так что как-то так разговорились. И она пожаловалась, что ее академик уже неделю в больнице, сын – в Турции, а ей нечем заняться.
И я подумала, что мой Веревкин тоже еще неделю будет в отъезде, а я уже помираю от скуки. И что мне интересно, кого она там родила своему академику. От внука, хе. И, честно говоря, очень любопытно, как вообще все получилось.
Так что я пригласила ее к себе.
В комнате немножко душно, я открываю окно настежь, Багира сидит на диване и отвечает на вопросы. У нее мальчик Тема, очень умный – конечно же! И все у нее прекрасно. Все, как говориться, пучком.
Она мало изменилась. Просто колечки, сережки и кулончики на ней теперь – золотые.
Ужас.
-- Я его люблю – говорит Багира.
-- Кого – внука? – ехидничаю я.
-- Какого в баню внука? Я Артема Семеновича люблю. Я вам, бляди, говорила, что хочу посвятить себя настоящему ученому.
-- А вот обзываться не обязательно – обижаюсь я. – С чего это мы бляди?
-- А вы, конечно, говорили, что – я. Можно подумать, сильно вы от меня отличались. Та же история – лишь бы зацепиться. Только вам было по фигу, за кого.
-- Ну, Бага, ты загнула. Я вот собиралась математикой заниматься.
-- И что ж ты вылетела со второго курса тогда? А потом десять лет ты чего здесь делала? В магазине торговала, полы мыла. Все Веревкина своего пасла. Только ты не обижайся. На правду-то.
Я хочу ей возразить, но спьяну голова как-то плохо работает.
-- Где ты его взяла?
-- Внука?
-- Семеныча своего!
-- А… Тогда сначала внука. Гришка спал у меня на кухне пол-года. С отцом поругался. Сначала на кухне. Потом со мной. Как-то так. А потом получилось что. Мы с ним выпили и он меня потащил к деду в коттедж. Показать, как люди живут. Мудак.
А там комнат до фига, он, видать, в какой-то заблудился и уснул. И про меня забыл, шкура. Смылся. Я подождала-подождала. И утром решила выйти. А куда идти, не понятно. И напоролась на Артема Семеновича.
-- Его, поди, чуть инфаркт не хватил.
-- Какой там инфаркт? У него сердце для его возраста – здоровей моего! Я тебе по алфавиту перечислить могу, чем он болеет. И как лечить. И что ночью давать, если прихватит. А вот сердце – здоровое.
Я извинилась, и говорю: где тут выход? А он мне: а, может, чаю?
Неделю я этот чай там пила. Смешно. За неделю хоть одна бы рожа заглянула. Дедушку и папу проведать – здоров ли? Только телефон звонил. По научным делам.
Через неделю Гришка опомнился. Звонит мне на сотовый: «Ты где?» Я говорю: «Гриша, я занята». А Артем Семенович не глухой, мобильник у меня отобрал, и туда: «Григорий, спасибо, что оставил у меня Багиру. Она прекрасная женщина. Я думаю, тебе не надо за ней приезжать». Примерно так.
-- Ты ему Багирой представилась?!
-- Ага, сразу, по-привычке. Потом по паспорту, а он говорит: не надо, Багира Вам больше идет.
-- Так. И что дальше? Законный брак и перемены в завещании?
Багира аж подпрыгнула на диване:
-- А ты думаешь, он кого-то из них шибко любит?! Ты вообще представляешь, как они к нему относятся, что говорят? Их там десять рыл, и ни одного чистого! Сын профессор – кто добился? Второй сын в Канаде -- чья работа? Внуки на героине торчат, внучки – шалавы. И все ждут. Понимаешь? Сидят и дожидаются. И ненавидят, и думают: когда ж помрет, а мы все поделим. Хуй им. Он еще сто лет проживет!
-- А ты-то тут при чем.
-- А он сказал, что если бы не я… Короче, хрен им, а не особняк. Изначально.
А так – мне. А у меня сын.
-- От него?
-- Нет, от северного ветра! А вы думаете, что от Гришки. Ага. Щас. Стану я всяких наркотов размножать.
-- А Артем Семеныч… Он…
-- Может, может! Мог. Ну, еще, наверное… Да ладно, дело-то не в этом. Сына успел заделать – что еще надо?
-- Так вы сейчас… Не живете?
Багира смотрит на меня милицейскими своими глазами и улыбается.
-- Я и говорю – вы бляди. Не обижайся. Только у вас секс – это, типа, что-то меняет. Я этого секса нахавалась с четырнадцати лет. Дома, в Кулунде. И потом все время – секс, секс, секс! Лезут, как обезьяны на пальму… Да что я – медом намазана? Гришка год по углам зажимать пытался. Я ему вазу об бОшку разбила. Отстал. Секс – это просто способ. И еще – не главная естественная потребность. Если мне приспичит… Хотя за последние пару лет как-то не было такого… Ну, так если мне приспичит – деньги есть, сниму себе мальчика. Желательно в фирме. И чтоб никто ничего не знал. Но… Вряд ли. Мне и так хорошо.
-- А деньги? Бага, ну ты мне сейчас-то не ври. Деньги, пафос и положение. Вот и все твои желания, Бага.
Из-под раскладного стола извлекается очередной пивной дирижабль. Багира грустит.
-- Перестань упрощать. Если бы Артем Семеныч был нищим, но при этом кричал, что он ученый… Мне бы он был на фиг не нужен. Потому, что какой он к черту ученый, если ничего не добился? Звания, особняки и деньги бывают у тех, кто действительно гений. Вот.
-- Наоборот.
-- И наоборот – тоже! И тупари недоделанные академиками ходят – да! Но мне глаза на что? Я же за неделю все про него поняла. И был бы там не особняк, а просто квартира, я бы и то не ушла.
-- Бывают гении и на помойке.
-- Значит, не настоящие гении. Сейчас не восемнадцатый век. Да мне-то… Я с ним РАЗГОВАРИВАЛА. Неделю. Каждый день. У него даже руки умные.
Понимаешь. Есть обычные люди – и есть мой Артем Семенович. Вот и все.
Я столько лет его искала. Как в кино говорю, слышь? – Багира смеется. В открытое окно дует ветер.
-- Сколько я их перебрала, этих блядских аспирантов, кандидатов, студентиков, сначала! Сама знаешь. Помнишь, я тебе говорила? Пока ухаживает – интеллигент. А к телу допустишь – физкультурник.
-- Помню, помню…
-- Еще б ты не помнила! Твой тоже… Физкультурник. Купец. Что он у тебя продает – компьютеры? Ну и умничка.
-- Я тогда тебя убить хотела – говорю я.
-- А все ваши бабы хотели. Только руки коротки.
-- А наши тебя за муж не звали.
-- Да ну? Звали-звали. Только вам про это никто не говорил. Кому проблемы нужны.
-- Ага. И Сэмчик.
-- А Сэмчик так разнылся, представляешь! Папа-мама, да как я универ без них закончу… Госсподи… Бэбик.
-- Академическая родня до сих пор бесится?
-- Ага. Только у них руки тоже… Артем Семенович с хорошими юристами советовался. Хрен что у нас отберут.
-- У вас?
-- У меня и у Темы. Сын – Тема. Они бы и рады. Только ему поперек никто пойти не может. Поэтому он и академик.
А эти… Ученые! Смешно прямо. Время только тратила. Столько лишнего в голове с тех пор. Классическая живопись, Кастанеда, и как делать ЛСД. Пиздец. А я хотела, чтобы рядом был такой, с которым воздухом одним дышишь -- и гордишься! Вот и горжусь.
Мы еще идем в магазин. Пиво, как ни странно, вполне пьется, хотя выпила я гораздо больше, чем могу обычно.
И под утро, когда я уже на сто рядов ругаю своего Веревкина. И, конечно, не забываю сказать, что все равно его люблю больше всех. И рассказываю про его любовниц – суки проклятые! И рассказываю про своих любовников – ничего интересного, так, для разгона крови…
-- Я ж говорю – бляди! – радостно смеется Багира.
-- Неет… Это не блядство… Это… Ну… Скучно мне очень, Бага. Ребенка завести бы – ну, а куда? Ты посмотри, как мы живем. Куда?
-- Не плачь, Веревкин тебе на квартиру заработает.
-- Когда он еще заработает!
И я ей уже почти завидую. И говорю:
-- Счастливая ты, Бага, у тебя любовь. Ты правда не изменяешь?
-- А на фига?
-- Вот… У тебя все хорошо.
-- Знаешь, что у меня плохо? – вдруг шепчет она.
-- Плохо и страшно – это вот это. Он же старенький у меня. Все-таки. Старенький-старенький. Держится на одной вредности. Каждую неделю – приступ. Сколько раз его в больницу увозили… Его увезут, а я у больницы под окнами ночи стою. Потом привыкла. Стала просто днем навещать.
Он спит, а я всегда с ним сплю рядом – грею. И просыпаюсь – а вдруг не дышит?! Дышит. Живой. Слава Богу. Я знаю, как ему готовить, чтобы невредно и вкусно. И как ему одеться правильно. И массаж умею делать, специальный. Я все отдала, веришь-нет, чтобы он жил. А он все равно скоро умрет. Совсем уже скоро. И я останусь опять одна. На это блядском свете – одна… С домом. С деньгами. А это поможет?.. Все деньги на свете не сделают так, чтобы он жил! А таких больше нет. Я точно знаю – таких, как он, Господь раз в сто лет на свет выпускает. А зачем мне другой?
Я умерла бы с ним. Но у меня же Темка. Родственники мальчишку сожрут.
Короче, страшно мне. Но я же умею и уколы делать, и капельницу. И, короче… Хорош ныть. Живет – и прекрасно. А потом я его помнить буду.
-- Багира… -- зачем-то спрашиваю я – а как тебя по паспорту зовут?
-- А… Да Соня меня зовут. Софья. Только я уже и не помню, когда так звали. Он говорит -- я Багира. Пантера… -- Бага смеется ласкаво и вздыхает:
-- Ну, какая из меня пантера? Курица я. А фамилия у меня – его.
И настает утро.
И я вызываю ей, сонной, теплой – такси.